По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
«Моцарт». Евгений Медников
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11
Порою Моцарт сам удивлялся тому, что слыл в обществе человеком беззаботным и жизнерадостным. Но всякий раз понимал, что удивляться, в общем-то, нечему. Не то чтобы на людях он совсем забывал о своем безденежье и вечно поджатых губах недовольной Констанции. Это просто казалось неважным. Дружеская беседа или восхищенные взгляды женщин, прекрасное вино или звуки музыки — да любая из этих причин была бы достаточной для того, чтобы постылая жизненная проза отошла куда-то в сторону.
Любая из этих причин! — а они переплетались между собой, смешавшись с теплым светом свечей и восхитительным ароматом кушаний, проникавшим из залы, где готовился ужин, образуя умопомрачительное сочетание. И Моцарт бросал особенно удачную и острую шутку, да так, что слышали не только двое его собеседников, но и стоявшие невдалеке дамы. Дамы смущались, хихикали и грозили Моцарту пальчиком.
Чувствуя, как от их взглядов в голове поднимается эйфорический туман, Моцарт осушал бокал и бросался к клавесину, приглашая дам напеть ему тему для импровизации. А дальше в голове уже не было места мыслям — в ней, как облака у вершины горы, рождались аморфные клочья музыки.
Моцарт чувствовал, как эти клочья по шее, по обеим руками ползли вниз, чуть задержавшись у плеч и разрядившись искрами щекочущих спину мурашек. А, достигнув кистей рук, грубые потоки музыки сообщали им упругое движение и переплавляясь каждым из пальцев в нечто единое и совершенное, выплескивались на клавиатуру потоком мелодии с волшебными брызгами вариаций.
Какие тут деньги, какая Констанца — сам Моцарт вместе со своими проблемами просто переставал существовать, оставалось лишь его тело, превращенное в русло горной реки, по которому шелестел этот прозрачный поток! Но организм Моцарта, освободившись на время от своего парящего в каких-то эмпиреях хозяина, не хотел быть лишь руслом реки, а проявлял изрядную самостоятельность. Глаза натыкались на кого-то из присутствующих мужчин, мозг награждал его смешной характеристикой, а пальцы вставляли в импровизацию несколько ехидных ноток. Ехидства этих ноток, впрочем, никто из присутствующих уловить не мог.
Вон в углу напряженно застыл в кресле старина Антонио. Смотрит серьезно, временами чуть хмурит брови. Еще бы, происходит, как ему кажется, великое таинство — рождается Музыка. Эх, Антонио... Музыка рождается совсем не так. Так рождается маленькое, добродушное хулиганство. Вот! Пальцы правой руки уже берут несколько торжественных аккордов — именно так Сальери изобразил бы аллегорию Искусства. Гляди-ка, Антонио понравился этот пассаж, он даже глаза прикрыл от удовольствия! И посмотрел потом значительно, с видом Знатока и Посвященного, Допущенного к Великим Тайнам Гармонии.
