По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
«Выбор и риск Леопольда Моцарта» (продолжение)
Если правда, что браки заключаются на небесах, то это в полной мере относится к божественному соединению Леопольда Моцарта, сына переплетчика из Аугсбурга, с Анной Марией Вальбургой Пертль, дочерью префекта из Санкт-Гильгена. Этот брак был задуман и благословлен Всевышним в тихом и заурядном Зальцбурге, насчитывавшем к тому времени не более сорока тысяч жителей, и эта пара, встретившаяся в небольшом городе, была избрана из этих сорока тысяч ради того, чтобы в церковной книге появилась запись:
Иоганнес Хризостомус Вольфгангус Теофилус Моцарт, родился 27 января 1756 года.
Легко читать теперь тексты официальных биографий, где выверены каждая цифра и каждая дата, где все классифицировано по годам, соотносится с исторической обстановкой, где проводятся параллели, даются ссылки и цитаты, что позволяет читающему увидеть как общую картину, так и мелкие детали великой жизни. Многотомные труды, монографии, исторические изыскания сообщают о том, что уже безусловно произошло, и приводимые логика и мотивация действующих лиц в исторической или семейной постановке просты и понятны, о ком бы ни шла речь. Если о Моцарте — в чем же там теперь сомневаться? — можно с легкостью оперировать яркими словами «вундеркинд», «гений», «феномен», как чем-то неоспоримым. Жизнь состоявшаяся не вызывает чувства неуверенности. Родился, учился, сочинял, концертировал, ездил, выступал, прославился — что тут непонятного, что еще помимо ясного и непреклонного свершения стоит за этими устойчивыми глаголами? Но представить себе всю эту жизнь, пока она шла, крайне сложно, и осознать ее течение, час за часом, день за днем, попытавшись встать на место отца, то есть человека за нее ответственного, ее во многом решившего, немыслимо трудно.
Ведь всегда всем кажется, что просто было писать во времена Вальтера Скотта или Пушкина, и представляется, что их талант, ясный всем, легко и просто нашел себе дорогу, обогнав, наверное, всего двух-трех беспомощных конкурентов, а вот сейчас пробиться не в пример сложнее, ведь столько развелось мнимых писателей, сочинителей, творцов, и сколько ими рассыпано шелухи!
Но времена и творцы всегда одинаковы, и в восемнадцатом веке, как и в двадцать первом, искусство было полно зерен и плевел, из которых — случайно или нет — время и вкус эпохи потом отберут то, что не исчезнет вместе со смертью своего создателя.
Но как проникнуть в мысли человека, который пока что просто живет и не помышляет о том, что его отношение к воспитанию и образованию собственного сына войдет в историю? Как понять его позицию, стратегию, муки выбора (если они были) и принятие решений — ведь он не мог заглянуть в конец книги, чтобы узнать правильный ответ?
Как и когда Леопольд Моцарт стал замечать, обучая музыке десятки других людей, маленьких и взрослых, занимаясь с собственной необычайно талантливой старшей дочерью, что его младший ребенок приспособлен к музыке гораздо в большей степени, чем сотни встречавшихся ему за жизнь музыкантов? Тогда ли, когда младенец покачивал головой в такт звону колоколов или застывал на месте, услышав пение малиновки? Когда заползал под клавесин и высиживал там все часы уроков, которые отец давал другим? Когда ритмично постукивал пальчиками по подоконнику, самозабвенно внимая шуму дождя? Когда замирал, упиваясь тиканьем часов? Когда по плеску воды и звяканью кухонных тарелок безошибочно определял, кто именно моет посуду, и рыдал, если с какофонным грохотом, с варварским неблагозвучием разбивалось блюдо?
