По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
«Смерть Моцарта». Главы из книги Пьеро Бускароли
«Этот единственный Моцарт» (продолжение)
Знаменитая фраза относительно Похищения из сераля: «Слишком хорошо для наших ушей, дорогой Моцарт, и слишком много нот!» и готовый и нахальный ответ «Ровно столько, сколько нужно, Ваше Величество», перешли из биографии Немечека в мифический репертуар анекдотов и фраз, из которых можно было бы составить музыкальную параллель к Легенде о художнике Эрнста Криса и Отто Курца.
/.../ Ни Моцарт, ни биографы, которые со слащавым удовлетворением передают этот эпизод, представляя его в качестве ослепляющей вспышки далекого галантного времени, не проникают в глубинный смысл фразы Императора, более саркастической, чем веселой. Фраза равносильна сухому щелчку замка. Моцарт должен был счесть незначительным происшествие (с обычным обманчивым удовлетворением восприняли его и биографы) и принялся ждать, после Похищения, серию выгодных заказов, которые так и не поступили. Граф Орсини-Розенберг дал ему множество советов, но не заказов. Моцартом вновь овладела неуверенность в выборе между оперой итальянской и немецкой. Проекты и попытки вроде Каирской гусыни и Разочарованного супруга, прожили недолгую жизнь и были оставлены незавершенными, по причине недоразумений с либреттистами и по другим причинам. Причина, на самом деле, была одна, и как-то раз он признался своему отцу, что писать оперы для самого себя не нравится никому.
В своей жесткой и лицемерной манере Йозeф II приговорил сочинителя опер к изгнанию, которому суждено было продлиться четыре года. Состояние конфуза, очень для него характерное, было следствием различных причин: древнего предубеждения в необходимости уважать права певцов, которому Кайзер следовал в согласии с Сальери, признанного главы итальянской мафии; и, парадоксальным образом, абсолютно противоположной уверенности. Император выбрал Моцарта с его Зингшпилем и протянул ему скорую и могучую руку помощи с целью, которую он преследовал посредством своих театров: достижение лингвистической, или немецкой, однородности территорий Империи. Но Моцарт похоронил это его стремление под таким преувеличенным пониманием доктрины и таким оркестровым богатством, что эти неитальянские голоса, по мнению Императора, имели очень маленькую возможность быть услышанными.
В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ, Моцарт уверился, что Йозеф II был окончательно покорен его искусством. И это в очередной раз не соответствовало действительности. Решения и суждения императора относительно музыкальной сферы еще раз свидетельствуют об ожесточенном характере, напоминающем лабиринт, неискренность и лживость которого превращаются, в случае с Дон Жуаном, в психиатрическую загадку. Может быть, пришело время ее разрешить, с целью успокоить читателя, в памяти которого живы звонкие похвалы, выдуманные Да Понте в (также выдуманном) разговоре с Йозефом, «божественной» опере, чья музыка все же «не по зубам моим венцам».
Способность ко лжи аббата-иудея была действительно безгранична, как мы скоро убедимся. Этот Цезарь-гурман никогда не пробовал пищи, которую находил божественной.
