По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
«Смерть Моцарта». Главы из книги Пьеро Бускароли
Тень Марии Магдалены (продолжение)
НУЖНО БЫЛО ПЕРЕНЕСТИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ХОФДЕМЕЛЯ на более ранний срок и отказать Магдалене в ее роли в биографии Моцарта, чтобы не допустить взрыва, который явился бы следствием всех этих открытий. И это справедливо, потому что именно в «деле Хофдемеля» отразился переход от «Традиции» пусть путаной и полной лакун, но связанной в правдой, к виртуозной серии фальсификаций. Было любопытным парадоксом то, что самая большая ответственность за утаивание правды легла на плечи Яна, самого серьезного, самого знающего иссследователя, который когда-либо занимался Моцартом, издателя Персия, Ювенала и Цицерона, автора книги Beschreinubd der Vasensammlung zu Menchen которая открыла новый период в изучении греческой керамики, предмета, в коем должен был прославиться Фуртвенглер-отец. Вне привычной ему античной среды, в роли биографа персонажа, принадлежащего его времени, Ян пал жертвой этого времени и не осмелился предоставить Моцарту право на радостную и пренебрежительную аморальность, которая показалась бы ему естественной, если бы речь шла о каком-нибудь поэте эпохи богов, нимф, сатиров и героев.
Умильный в духе христианском и буржуазном Ян преображается и преображает. Шуриг обвиняет его в том, что он превратил Моцарта в «немецкого святого Иосифа» /.../. По какому праву маленький буржуазный немецкий стыд Отто Яна получил более всего доверия от Традиции?». И негодует: «Если бы Гете имел несчастье найти основного биографа , подобного Яну, боюсь, что мы бы столкнулись с весьма странным Гете...».
Но худшее было еще впереди. Если в работе Яна следы традиции еще можно было обнаружить, то его наследник Герман Аберт уничтожил их окончательно. Труд Аберта, чистого музыковеда, страстно занятого формальным анализом и абсолютно неопытного в настоящей историографии и использовании документов, не что иное как переписывание четвертого издания Яна, пересмотренного Дейтерсом. Этот труд был последним и окончательным ударом, нанесенным моцартовской биографии. «Традиция» более не возобновилась. Чрезмерное количество истории и историков, которое пугало Ницше, привело к уничтожению истории.
Все более и более несправедливым представляется решение издательства Брайткопф и Гертель, сразу после первой мировой войны, трансформировать то, что должно было стать пятым изданием уже пятидесятилетнего памятника, в «расширенную и независимую переделку» нового цензора, который занял место автора, изгнанного в подзаголовок.
