По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
«Смерть Моцарта». Главы из книги Пьеро Бускароли
Тень Марии Магдалены (продолжение)
В Мюнхене, согласно тому, что рассказала Констанца Ниссену, он приготовился к перемене: «С тех пор он искал сестру Констанцу, на которую, может быть, произвел большее впечатление талант, нежели личность. Сочувствие — вот все, чем могла компенсировать Алоизия то, что он должен был от нее вынести, и он почувствовал себя преданным. Позднее он вновь встретился с Констанцей в Вене, и оказалось, что впечатление от нее было в Моцарте сильнее и жило дольше, чем впечатление от Алоизии».
Совсем неплохо. С каким скромным видом делается этот коварный шаг. Прежде всего, он дает знать о том, что Констанца была чувствительнее, а, значит, и «добрее» сестры. Далее оправдывает впечатление черствости по отношению к мужу, которое должно было распространиться после его смерти, и оправдывает именно с точки зрения того, что было наиболее важным для вдовы гения: гарантия, что она всегда, с шестнадцатилетнего возраста, догадывалась, что в человечке, как называла его ее сестра, обитал гений. И, наконец, этим утверждением она полностью отплачивала Алоизии за ее претензию, что Моцарт остался навсегда в нее влюбленным.
Как Вольфганг, в свою очередь, примирился с обменом, произведенным между представительницами семьи Вебер, который довел его отца почти до безумия, знает терпеливый читатель. Все остальное было плодом его активного и оптимистического воображения, пересечения его жизни с «Похищением из сераля», участием в истории баронессы Вальдштеттен и требованиями повседневного удобства. Помогли и прочие мотивы, которых вовсе не исключает жизнь гения: страх одиночества и эпистолярная мания, которая была его следствием. Говорить, что «он ее все еще любил, несмотря на взаимную неверность и ссоры», значит, что хотя Моцарт вне дома и набрасывался на все, что попадалось под руку, Констанца оставалась привычной домашней пищей, потребляемой в больших количествах.
Современники видели его следующим образом: «Я говорил, что Моцарт очень любил свою жену, но это не мешало ему фантазировать насчет других женщин. Эти фантазии имели над ним такую власть, что он не мог сопротивляться. Все его чувства были скорее сильными, чем глубокими. Легкомысленный и непоследовательный в своих привязанностях, он был добр и вызывал сочувствие, но более из-за своей слабости, чем из-за добродетели. Его самой сильной, и даже больше, единственной страстью была музыка. Он любил какую-нибудь женщину с живостью, которая могла быть принята за страсть, но всегда был готов отдалиться». Таковы отношения между постоянным и временным в личной жизни обычного человека, которого ни жены, ни любовницы ни в состоянии понять.
