По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский

Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович

Д.Вейс. «Убийство Моцарта». 8. Лондон

— Не правда ли, Лондон прекрасный город? — спросила Дебора Джэсона, но прозвучало это как утверждение, а не как вопрос. — Я уже здесь совсем освоилась, а ты, кажется, нет.

Теперь, когда ужасное плаванье через океан осталось позади, и они с комфортом устроились в прекрасном номере гостиницы, предупреждения да Понте отошли куда-то в прошлое, и Дебора вновь радовалась жизни.

Джэсон не обратил внимания на вопрос жены, он сидел с задумчивым, отрешенным видом.

— Все твои мысли только о Вене, словно, очутившись там, ты найдешь того самого Моцарта, каким он живет в твоем воображении. Рассказ и книга да Понте, видимо, не произвели на тебя впечатления. А мне больше по душе Лондон.

Джэсон молчал.

Со вчерашнего дня мысли его все время где-то витают, сердито подумала она; ее присутствия он совсем не замечал. Желая вернуть себе душевное равновесие, Дебора уселась перед туалетным столиком. Вот уже целый месяц у нее не было времени заняться собой. Но сегодня, благодаря предусмотрительности отца, она снова очутилась среди привычной ей роскоши.

Пикеринг попросил банковского коллегу в Лондоне Артура Тотхилла снять для его дочери номер в лучшей гостинице. Они поселились на Пэл Мэлл — излюбленном месте прогулок лондонских дэнди, из их окон открывался вид на Грин-Парк, где можно было увидеть величайшего дэнди своего времени — короля Георга IV. Номер, обставленный дорогой и красивой мебелью, несомненно, предназначался для людей достаточно знатных и состоятельных, таких, как они, решила Дебора.

Но Джэсон с отсутствующим видом глядел в окно на сочную зелень парка, терзаемый печальными и тревожными думами, хотя солнце ярко светило, а дождь, сопровождавший их во время всего плаванья, наконец прекратился. Что его беспокоит, гадала она.

Несмотря ни на что, Дебора твердо решила не портить себе настроение. Она разглядывала себя в зеркале, озабоченная тем, не появились ли у нее морщинки и не увядает ли ее красота — она упорно желала начать утро так, как это делала у себя дома в Бостоне. А Джэсон явно не проявлял к ней интереса и оставался равнодушным ко всему. И тут она повернулась и поцеловала его, давая понять, что раз они уже здесь, в Лондоне, все прежние ссоры следует предать забвению.

— Мне бы хотелось провести тут несколько месяцев, — сказала она. — На Парк-Лейн сдается удобный дом с садом, прислугой. У нас есть на это деньги. — Она смолкла.

Господи, он даже не слушал. Ее выводило из себя такое равнодушие. Вернувшись к туалетному столику, она принялась расчесывать волосы.

А Джэсон думал о том, какой неожиданностью оказались для него тяготы морского путешествия. Неужели и дальше их ожидают одни трудности?

Его поразили грандиозные размеры Лондона, множество жителей, населяющих этот раскинувшийся на огромном пространстве гигант. В сравнении с Лондоном Бостон и Нью-Йорк казались провинциальными городишками. За последние двадцать лет население Лондона увеличилось с одного миллиона до полутора. Портье гостиницы предостерег Джэсона, как предостерегал всех приезжих, против посещения некоторых районов города, в особенности после наступления темноты — убийства и ограбления не были здесь редкостью.

Хозяин запросил с них чрезмерную плату за номер, предполагая, видимо, что американец, совершающий путешествие в Англию, человек обеспеченный и в денежных делах достаточно непрактичный.

Чувство, что его пытаются обмануть, появилось у Джэсона еще на пакетботе, когда капитан заверил его, что новое судно — самое быстроходное и плаванье до берегов Англии займет всего-навсего двадцать пять дней или, в случае плохой погоды, не более тридцати. Но хотя они выехали в мае, в расчете на прекрасную погоду, плаванье оказалось неудачным — сырые и промозглые дни с туманами сопровождали их все время путешествия, растянувшегося до тридцати шести дней; большую часть времени они провели у себя в каюте.

Лишние, проведенные на море дни стоили Джэсону дополнительных расходов. А теперь к тому же они остановились в одной из самых роскошных гостиниц Лондона, что было ему совсем не по карману. Дебора вручила ему чек на двести фунтов, уже поджидавший их в сейфе гостиницы, но Джэсон вернул ей чек обратно. Молча, без лишних слов, но с ликованием в душе и даже без слов благодарности. Он не хотел обязываться и тем более перед ней. И хотя возможность пользоваться ее деньгами, чтобы осуществить задуманную поездку, была одной из причин, побудивших его жениться, он твердо решил прибегать к этому лишь в случае крайней необходимости.

Джэсон надеялся, что чтение мемуаров да Понте поможет ему скоротать время, но сильно разочаровался. В книге либреттиста не содержалось никаких новых сведений. Имя Моцарта встречалось редко и лишь вскользь. О зловещей роли Сальери в жизни Моцарта вовсе не говорилось. Воспоминания да Понте о Моцарте были запоздалым признанием таланта композитора в расчете, что это пойдет на пользу прежде всего самому автору мемуаров. Описанные события нередко противоречили устному рассказу либреттиста, причем в каждом случае главная роль принадлежала да Понте, а Моцарт оставался в тени. Чем дальше Джэсон углублялся в мемуары, тем больше они казались ему бессвязной смесью вымысла и отдельных достоверных фактов; это был громкий и жалкий крик тщеславной хвастливой душонки. Джэсону приелось настойчивое желание автора выставить себя жертвой бесчисленных несправедливостей, а несметное количество хитростей и интриг, которые плел да Понте, совсем сбивало с толку.

И хотя мемуары да Понте разочаровали Джэсона, он понимал, что поэт был в свое время несомненно личностью незаурядной. Пришлось согласиться с утверждением да Понте, что отношение дворянства погубило Моцарта. Найти бы этому подтверждение!

Расставшись с да Понте и не испытывая больше на себе обаяния его живой натуры, Дебора с пренебрежением вспоминала о либреттисте. Она отказалась читать мемуары, — это собрание лживых измышлений, не внушающих доверия к автору.

Мысли Джэсона были прерваны заявлением Деборы:

— У меня совсем нет желания ехать в Вену.

— Что ж, оставайся здесь, — парировал Джэсон.

— Тебе безразлично? — ее поразил его резкий тон.

— У меня нет выбора. Ты ведь знала, когда выходила за меня замуж, что я хочу посетить Вену. Разве с тех пор что-нибудь изменилось?

— Даже рассказ да Понте тебя не останавливает?

— Да Понте вовсе не отговаривал меня от поездки в Вену.

— Но он предупредил об опасности, — с чувством возразила Дебора.

— Что значит мнение одного да Понте? Ему не всегда можно доверять.

— Но кое-чему ты поверил. В особенности тому, что он говорил о дворянстве. И об отношении Сальери к Моцарту.

— А разве ты не поверила, Дебора? Ты вела себя так, словно его рассказ тебя убедил.

— Рассказчик он великолепный.

— И он подтвердил, что Сальери не был другом Моцарта.

— А разве да Понте был его другом, Джэсон?

— Смотря как на это посмотреть. Во всяком случае, это к делу не относится.

— Джэсон, ты знаешь, я тебя люблю, но тебя вовсе не волнует мое мнение о Моцарте.

— Меня волнует, что ты думаешь обо мне. И о нашей совместной жизни?

— Ты словно сожалеешь, что мы поженились.

— Мне не по душе наша чрезмерная расточительность.

— Я могу себе это позволить, Джэсон.

— Но я не могу, Дебора. Зависеть от другого всегда неприятно.

— Чего же ты от меня хочешь? Чтобы я не тратила свои деньги?

— Не тратила зря, когда в этом нет насущной необходимости. Если тратить разумно, нам может хватить моих денег по крайней мере еще на несколько месяцев. Но сейчас мы живем чересчур расточительно. Зачем нам такой роскошный номер?

— Наша гостиница находится поблизости от Итальянской оперы, отсюда близко до любого места в Лондоне, которое ты пожелаешь посетить.

— А как понимать твое нежелание ехать в Вену?

— Возможно, мое решение переменится, если здесь, в Лондоне, ты обнаружишь нечто такое, что сделает поездку необходимой. Но пока что тебе удалось разузнать? Что вокруг да Понте плелись интриги? Да он жить не мог без интриг. — В голосе Деборы звучала тревога. — Остановись, Джэсон, пока не поздно, пока твоя навязчивая идея не превратилась в галлюцинацию и не погубила тебя.

— Ты веришь в ту опасность, о которой предупреждал да Понте?

— По-моему, если ты будешь настойчиво продолжать свои поиски, тебя ждут неприятности. И неизвестно с какой стороны.

Она любовно взяла его под руку и улыбнулась с такой нежностью, что он был тронут ее искренней озабоченностью и желанием оградить его от опасности. Но остановиться не мог. Даже если он совершал роковую ошибку, поворачивать назад было поздно. Жизнь только теперь обрела для него смысл. Да Понте убедил его в существенно важном: Сальери был врагом Моцарта. Если удастся найти подтверждение тому, что дворянство замышляло недоброе против Моцарта, это приблизит его к цели. Он сказал:

— Дебора, у меня к тебе просьба. Обещай, что ты ее выполнишь.

— Какая?

— Не говори никому, зачем я еду в Вену, чтобы не было кривотолков. Пусть это останется в тайне, хорошо, дорогая?

— Что же мне говорить, Джэсон?

— Что я еду в Европу заканчивать музыкальное образование. Причина достаточная, чтобы интересоваться личностью Моцарта.

— Значит, ты хочешь, чтоб я все-таки ехала с тобой в Австрию?

— Непременно. Ты мне поможешь. Без тебя мне придется нелегко.

Дебора молчала. Ей очень хотелось остаться в Лондоне; здесь она чувствовала себя уютно и была счастлива, а Вена представлялась ей враждебным миром, таящим в себе много страшного и неожиданного.

Стук в дверь нарушил их разговор, который становился тягостным для обоих. Пришел Артур Тотхилл. Джэсона удивила фатоватая внешность банкира. От дородного толстеющего джентльмена шел сильный запах духов, массивные бриллиантовые запонки ярко сверкали, одет он был в бархатный сюртук с высоко подложенными плечами, а его завитой парик точно копировал любимый парик Георга IV. Лицо у Тотхилла было багровым, а обвислые щеки придавали ему сходство с бульдогом. Хотя большой живот заметно мешал ему, Тотхилл галантно поклонился Деборе и, протягивая визитную карточку, воскликнул:

— Ваш отец в письмах ничего не преувеличивал, госпожа Отис. Вы прелестны!

Джэсон подумал, что Пикеринг, по всей вероятности, не обошел вниманием и его персону, ибо Тотхилл, сохраняя вежливую мину, оглядывал его с плохо скрываемым неодобрением. Бриллианты банкира, должно быть, стоили целое состояние. Тотхилл, заметив, что Джэсон не может оторвать от них глаз, объяснил:

— Эти запонки теперь в моде. Король носит такие и все его приближенные тоже — в знак преданности его величеству. Вы довольны гостиницей, госпожа Отис?

— Да, благодарю вас.

— Прекрасно. Я слыхал, господин Отис, вы интересуетесь музыкой?

— А вы, господин Тотхилл? — спросил Джэсон.

— Я поклонник Итальянской оперы. Ее посещает весь цвет общества.

— Вы, возможно, знаете певицу Энн Сторейс? — поинтересовался Джэсон.

— Это ваша знакомая?

— Она была знакомой Моцарта.

— Кого? — Тотхилл смутился и чуть нахмурился.

— Композитора.

— О, да! Его оперы иногда тут ставят. Нет, я не слыхал ни о какой Энн Сторейс. Признаться, я не люблю оперу — скучнейшая вещь, но что делать, все общество посещает оперу несколько раз в сезон. Итальянская опера — единственный театр в Лондоне, куда следует одеваться как на бал.

Даже низшие сословия на галерее и те обязаны соблюдать приличия в одежде. Ну, а в ложах вы увидите важных государственных чинов, министров, лордов.

— А как относятся в Англии к музыкантам? С уважением? — спросила Дебора.

— Как вам сказать. Только музыканты, признанные королем, допускаются в клубы. Музыканты весьма ненадежный народ. Большинство из них не лучше бродяг. Надеюсь, ваш муж не считает музыку серьезным занятием? Она сейчас не в моде. Нужно иметь более солидную почву под ногами, следовать примеру вашего отца.

— И давно вы занимаетесь банковским делом, господин Тотхилл? — поинтересовался Джэсон.

— Помилуйте! Да тому уже вечность! — Тотхилл даже возмутился. — Наш дом основал еще мой дедушка. Он оказал большую услугу Георгу II. Одолжил ему изрядную сумму денег, не требуя процентов. С тех пор нам сопутствует удача.

— Служба в банке основное занятие моего мужа, — сказала Дебора.

Выражение лица у Тотхилла изменилось, словно Джэсон внезапно обрел в его глазах безупречную репутацию, и он тут же хвастливо объявил:

— Между прочим, я участвовал в сражении при Ватерлоо, мы там задали жару Бонапарту.

— Мистер Тотхилл, мне кажется, вам есть о чем побеседовать с моим мужем, — прервала его излияния Дебора и удалилась в спальню, оставив их наедине.

Банкир на мгновение растерялся, но тут же вспомнил:

— Позвольте поздравить вас, господин Отис, ваша жена не только красавица, но в придачу еще богатая наследница.

— Это мое личное дело, господин Тотхилл.

— Разумеется, разумеется! Я ведаю делами госпожи Отис. На ее счету в моем банке лежит немало гиней. Она перевела сюда целую тысячу, без согласия отца. Можете представить себе чувства Куинси Пикеринга, когда это обнаружилось. Но ничего не поделаешь — дочь совершеннолетняя. На эти деньги вы спокойно доедете до Вены и обратно.

— Откуда вам известно, что я еду в Вену?

— Куинси Пикеринг писал мне, что вы собираетесь посетить там каких-то музыкантов. А куда вы поместили свои собственные деньги, молодой человек?

— Они находятся при мне.

— И это в Лондоне — пристанище воров и убийц?

— Я собираюсь посетить здесь только оперу. Тотхилл рассмеялся, словно веселой шутке.

— Опера кишмя кишит карманными ворами. Поверьте, это их излюбленное место. Знатные дамы надевают туда свои драгоценности, важные вельможи стараются перещеголять друг друга в роскоши, а кто-нибудь ненароком их толкнет, извинится и кошелька или браслета как не бывало. Вам следует хранить деньги в более надежном месте. «Тотхилл и Тотхилл» — банкирский дом с солидной репутацией.

— И об этом жена просила поговорить со мной?

— Дела моих клиентов — мои дела.

— Но я не держу денег в вашем банке.

— Госпожа Отис поручила записать тысячу гиней на вас обоих. Таким образом, вы можете получить их из банка, когда пожелаете. Немедленно. Без всяких затруднений.

— Благодарю вас. Я это учту. Всего доброго. Джэсон вернулся в спальню и Дебора спросила:

— Что-нибудь случилось?

— Ничего.

— Ты чем-то огорчен. Уж не говорил ли он с тобой об отце? Я думала...

— Нет. Просто господин Тотхилл не отвечает моим представлениям о привлекательном и умном человеке, только и всего.

— Но Тотхилл — весьма влиятельный человек.

— Возможно. Хорошо, что ты умолчала о моем интересе к Моцарту.

— О чем же он говорил с тобой?

— О моей красавице жене.

Джэсон был удивлен и обрадован ее щедрым даром, но признаться в этом не хотел, пока у него не было уверенности в том, не таится ли здесь какой-то хитрой уловки либо желания доказать ему свое превосходство.

— Он хвалит твой ум и практичность.

— И это все? — она не могла скрыть разочарования.

— Все.

Дебора не поверила, но не стала настаивать; Джэсон уже одевался, чтобы ехать в Итальянскую оперу. Он решил отправиться туда один и тут, при всей ее самоуверенности, мысль о том, что он бросает ее одну в чужом городе, привела Дебору в отчаяние. Гордость не позволила ей признаться в этом, но, прощаясь, она горячо его расцеловала и умоляла быть осторожным.

«в начало | дальше»