По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
Моцарт и Сальери: встреча через два века. (продолжение)
Вольфганг Амадей Моцарт умер 5 декабря 1791 года. В протоколе медицинского освидетельствования сказано: «Скончался от просовидной лихорадки». Однако слег он еще 30 ноября. Моцарта с детства мучил ревматизм, и все эти дни до кончины его знобило, температура поднялась, суставы воспалились и распухли. Он не мог двигаться, но до последних дней продолжал работать над Реквиемом. Но еще за полгода до смерти у Моцарта появилась навязчивая мысль о том, что кто-то дал ему яд. Болезнь усиливала мнительность.
Ни у врачей, лечивших его, ни у родных и мысли об отравлении не возникало. Один из известных патологоанатомов того времени писал: «Столько людей было вокруг него... его семья ухаживала за ним с такой заботливостью, его врач, всеми высоко ценимый, одаренный и опытный Клоссет лечил его со всем вниманием одареннейшего медика и с участием долголетнего друга, так что от него наверняка ничто не ускользнуло бы, что могло бы навести хотя бы на малейший след отравления. Болезнь шла обычным ходом и длилась обычное время». Кстати, то же заболевание поразило многих жителей Вены, причем с теми же симптомами, а кого-то с тем же, что и у Моцарта, исходом.
Точку в этой запутанной истории поставил упомянутый нами вначале миланский судебный процесс.
Итак, версия об отравлении появилась вскоре после кончины Моцарта. Жена композитора, Констанца, тогда же и обмолвилась: мужа преследовала мысль, что он умрет от яда. Сын, Карл Томас, в свою очередь, вспомнил: «Тело отца было странно распухшим, как у отравленного ртутью». Но даже если так и было, ртуть могла появиться в организме Моцарта и совсем по другой причине: ею лечили спинную сухотку, которую у него подозревали в свое время.
Предположения, слухи и домыслы стали постепенно стихать. Но их возродило и усилило одно обстоятельство. На миланском процессе защита доказала, что разговоры о злодействе Сальери дал повод не кто иной, как сам... Сальери.
Года за два до смерти он заболел тяжелым психическим расстройством, рассудок его помутился. Иногда сознание прояснялось, но в периоды умственных затмений он нес несусветную чушь. И как-то в бреду выпалил личному секретарю Бетховена, что он и отравил Моцарта, а попутно наговорил еще более немыслимое. Придя в сознание и узнав о своем «признании»,испугался не на шутку и стал отказываться от сказанного. И до самой смерти в редкие минуты просветления повторял: «Во всем могу сознаться, но я не убивал Моцарта».
