По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
Семь смертных грехов Антонио Сальери (продолжение)
ГНЕВ
Самый искусный царедворец и знаток «коридоров музыкальной власти» (уже не говоря о композиционных правилах венской классической школы, которые он, собственно, и доводил до их окончательного, теперешнего вида), маэстро Антонио Сальери неожиданно для всех порезал себе вены бритвой, и только чистая случайность спасла его от смерти вследствие чрезмерной кровопотери. Никто не получил вразумительных объяснений от пациента Сальери, ставшего «персональным пенсионером в смирительной рубашке». Его поместили в особую палату в доме умалишенных, под присмотр опытных врачей и санитаров, где он тихо и скончался в мае 1825 года.
ЧРЕВОУГОДИЕ И ПОХОТЬ
Из пары пушкинских реплик вроде «обед хороший, славное вино...» или «постой, постой, ты выпил... без меня!» хорошо виден не только гурман, но и узнаваемый «надувной демон-искуситель». Реальный Сальери описывается теми, кто его видел и говорил с ним, как человек маленького роста, с приветливой улыбкой и большой педант по части костюма, который не блистал дорогими или вычурными деталями, но как раз этим весьма эффектно выделялся из среды придворных «павлинов». Элегантный, подтянутый итальянец, в парике и безупречно выбритый.
Отменный семьянин, отец семерых дочерей. Однако есть одно английское выражение, описывающее карьерные амбиции творческих работников: a lust to fame — похоть к славе. Да, тот, кто не имеет этого смертного греха, рискует никогда не попасть на страницы газет, но надо признать, что наибольшую славу Антонио Сальери снискал не как композитор, не как капельмейстер или организатор, а как персонаж истории, рассказанной репортерам венских газет двумя санитарами той самой психиатрической больницы, где он находился на излечении в последние два года жизни. Странности поведения заслуженного маэстро они объясняли, с его собственных слов, правда, никем и ничем не подтвержденных, угрызениями совести по поводу смерти одного из музыкантов, давно работавших вместе с ним при дворе. К тому моменту далеко не все читатели венских газет могли хорошенько припомнить, кто такой Вольфганг Моцарт, но сообщенные санитарами факты совпали: действительно, в конце 1791 года, за 32 года до попытки самоубийства, предпринятой Сальери, его коллега и подчиненный неожиданно умер. Никто, кроме тех пресловутых двух санитаров, не слышал самооговора Сальери, но этого оказалось довольно, чтобы тема начала широко обсуждаться в печати и в салонах, где, собственно говоря, один венский острослов и поставил в шутку тот самый «пушкинский» вопрос о совместимости гения со злодейством.
