По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
Д.Вейс. «Убийство Моцарта». 20. Нечто новое
Джэсон подыскал комнаты на Петерсплац, которые пришлись ему по вкусу, и, решив сделать сюрприз Деборе, повел ее смотреть квартиру уже после того, как ее снял.
Пока они пешком направлялись к их новому жилищу, он и словом не обмолвился о цели прогулки. В молчании прошли они весь Грабен, свернули на Петерсплац, — маленькую площадь чуть в стороне от Грабена, — обогнули старинную церковь св. Петра, и тут Джэсон замедлил шаги.
Он был в приподнятом настроении. Остановившись перед серым трехэтажным домом, очень похожим на тот, в котором Моцарт провел последний год жизни, Джэсон похвалился:
— Я снял здесь квартиру в пять комнат. Хозяйка живет в нижнем этаже, а мы займем весь бельэтаж: второй этаж свободен, значит, нам будет спокойно. А Ганс может поселиться в мансарде. Тут есть и конюшня для нашей кареты и лошадей, а позади дома сад — все к нашим услугам.
Вот как, подумала Дебора, всем распорядился сам, даже с ней не посоветовался. Она почувствовала себя обиженной, хотя дом ей понравился.
— Дом не слишком красив, — ответила она. — Церковь будет вечно у нас перед глазами, а уродливее строения я не видывала, нечто серо-желтое и купол тяжелый, ну прямо турецкий, а все вместе жалкое подражание Святому Петру в Риме.
— Но расположение прекрасное. Здесь мы обретем то уединение, о котором мечтали. Сюда не доносится шум с Грабена и в то же время мы в центре города.
— А достаточно ли света и воздуха?
— Окна выходят на юг и на запад, значит, солнца и тепла будет достаточно. И в отличие от сырых, темных узких улочек, которые тебе не по вкусу, Петерсплац открытое и светлое место.
Однако Дебора решила так легко не сдаваться и никакого интереса не проявлять. Место ей нравилось, но переезд не предвещал ничего хорошего. Не сделает ли Джэсон эту квартиру их постоянным местожительством?
— До дома Эрнеста Мюллера и Гроба отсюда совсем недалеко, — сказал Джэсон, — а дом Моцарта, где он жил со своей женой, и вовсе по соседству.
— Кто тебе показал этот дом, Мюллер?
— Чем ты недовольна?
— Вы осматривали его без меня? — Это прозвучало как обвинение, и он рассердился. Собственническая черта в ее характере — желание следить за каждым его шагом — вызывала у него неприязнь. Слава богу, он сумел избежать ее опеки и с помощью Мюллера снял этот дом.
— Мне казалось, ты не доверяешь Мюллеру, — заметила Дебора.
— Кое в чем не доверяю. Пойдем, я познакомлю тебя с хозяйкой.
Им пришлось долго стучать в деревянную массивную дверь, пока на стук отозвались. Уж не готовит ли ей Джэсон тут тюрьму, подумала Дебора, но фрау, открывшая дверь, тут же представилась Мартой Герцог и приветливо поздоровалась. Она была маленькой, худощавой женщиной, со сморщенной, как пергамент, кожей, и удивительно слово охотливой; она тут же принялась рассказывать, что ее муж и двое сыновей погибли в наполеоновских войнах, в чем виноваты Габсбурги, и единственное, что у нее осталось — этот дом. Да, кстати сказать, господин Моцарт проживал тут по соседству.
Джэсон повел Дебору наверх. Старинная каменная лестница ничем не освещалась, окружающий мрак нагонял на Дебору тоску и уныние. Первая комната-"наша приемная«, сказал Джэсон, — оказалась небольшой и скромно обставленной и не произвела на Дебору впечатления, но зато следующая — «гостиная», с гордостью объявил он, — пришлась даже ей по вкусу. Большая и квадратная, она создавала впечатление простора. Стулья, обитые белой парчой, два красивой работы дубовых стола и небольшая люстра; но Дебору неприятно поразили следы сапог на красном бархате диванчика.
— Тут спал французский офицер, когда Вена была занята войсками Наполеона, — пояснил Джэсон.
Джэсон пришел в восторг от широких окон, выходящих на Петерсплац.
— Весь день у нас будет солнце! — объявил он. Музыкальная комната удивила Дебору. В ней стояло большое черное фортепьяно и было множество книг, среди них некоторые по музыке.
— Раньше здесь жил музыкант, — пояснил Джэсон. — Он сам обставил эту комнату. Тут была его постоянная квартира.
— А что с ним случилось? Джэсон, нахмурившись, молчал.
— Он попал в тюрьму? Или заболел?
— Нет. Потом узнаешь. Он умер несколько недель назад. Поэтому и освободилась квартира. Он был другом Эрнеста Мюллера, который и направил меня сюда.
Если раньше Дебора готова была признать мудрость его решения, то теперь ее настроение изменилось. Мысль о том, что ей придется жить в доме, где кто-то умер, спать на его кровати, навела ее на грустные размышления о собственной смертности и ей захотелось без оглядки бежать отсюда.
Джэсон поспешил увести ее в спальню, весело говоря:
— Мало того, что я смогу тут играть и сочинять музыку, — и это вновь усилило страхи Деборы — уж не хочет ли Джэсон поселиться тут надолго? — В нашем распоряжении прелестный сад, где можно почитать и отдохнуть.
Окна спальни выходили в густой сад и небольшой аккуратно ухоженный двор с фонтаном, окруженным каменными нимфами. Дебора смотрела на деревья, на фонтан со статуей Венеры посредине — изо рта у нее текла вода. Кругом порхали птицы и пахло цветами. Джэсон радостно озирал сад.
— А какая здесь кровать? Удобная?
— Превосходная. С солидным матрацем и большими подушками. Музыкант, живший тут, любил комфорт.
— От чего он умер?
— Не знаю. Какое это имеет значение? Нам повезло, что такая прекрасная квартира оказалась свободной, — сказал Джэсон.
Попробовал бы кто-нибудь так жестокосердно говорить о Моцарте, мелькнуло у Деборы. Она перешла к более практичным вещам.
— А как с отоплением? Скоро начнется зима, и я вовсе не хочу мерзнуть.
— Ты не наблюдательна. В каждой комнате есть печка. Странно, но она что-то не заметила ни одной. Неужели она стала такой рассеянной? Дебора присела на кровать. Как все нелепо получается, думала она; Джэсон, по-видимому, устраивается надолго, а денег, дай бог, чтобы хватило на два месяца.
— Не правда ли, уютные комнаты? Чего еще можно пожелать?
Не нужно позволять ему так уж восхищаться этой квартирой, и она спросила:
— А плата какая?
— Мне по карману. Так тебе нравятся комнаты?
У нее не хватило духу сказать нет. Она опустила голову, чтобы он не разглядел сомнения в ее глазах.
— Здесь лучше, чем в гостинице.
— А то, что Моцарт жил рядом, создает волнующее ощущение его присутствия. Как его симфония соль минор. — Ему нужно проникнуться атмосферой, в которой жил Моцарт, и здесь ему это удастся, подумал Джэсон.
— Позволь мне заплатить за квартиру хотя бы половину, Джэсон, дорогой, ты все делал по-своему, и путешествие обошлось нам очень дорого. Мы скоро сядем на мель.
Вероятно, в ее словах была доля правды, к тому же он часто в последнее время подумывал, не остаться ли им на постоянное жительство в Вене, о Бостоне он вспоминал все реже. Однако быстрота, с которой таяли деньги, тревожила его, их хватит едва ли на несколько месяцев, а между тем задержаться в Вене придется гораздо дольше.
— И я хочу внести свою долю и почувствовать себя твоим партнером, — добавила Дебора.
— Ты купила карету.
— Но это ничуть не связало тебя. Считай, что я даю тебе свою долю в долг. Ты возвратишь мне его по возвращении в Бостон.
Но он отказался от ее денег, сказав коротко:
— Я обойдусь.
После переезда на Петерсплац Джэсон условился встретиться с Губером.
Управление полиции находилось за углом их дома, что, по мнению Джэсона, составляло известное удобство, но пугало Дебору. На этот раз их провели в кабинет к Губеру вежливо и без задержек.
— Гроб, видимо, замолвил за нас словечко, — шепнул Деборе Джэсон.
Губер, поднявшись из-за стола, приветствовал их и предложил сесть.
— Я рад, что вы послушались моего совета и сообщили свой новый адрес, — сказал он. — Гроб известил меня, что вы хотите повидать Бетховена.
— Да, господин Губер. Как только он вернется в Вену.
— Сочинение оратории для него полезное занятие. У вас есть соответствующий текст?
— Текст? — Джэсон намерен был обсудить этот вопрос вначале с самим композитором, но Губер требовательно ждал ответа.
— У меня есть несколько текстов на выбор.
— Я полагаю, вы предложите ему религиозный сюжет?
— Постараюсь. Разве Бетховену указывают, что ему сочинять?
— Иногда это случается. Как долго вы собираетесь прожить на новой квартире? Хотя вы и гости, но злоупотреблять нашим гостеприимством не следует.
— Три месяца. Или, с вашего позволения, чуть дольше.
— Дольше?
— Переговоры могут затянуться. Я слышал, Бетховен бывает упрям.
— Это верно. — Губер записал их адрес на Петерсплац. Джэсон спросил: — Господин Губер, вы знали, что Бетховен находится в Бадене?
— Да.
— Но вы сказали, что...
— Что гостиница находится рядом с его домом. Я помню. Что вас беспокоит?
— О, ничего, господин Губер, — поспешно ответил Джэсон. — Вы так предупредительны, я...
— Вы жили рядом с Бетховеном. Так сказать, эмоционально.
— Конечно. Я буду весьма благодарен, господин Губер, если вы вернете нам паспорта, — сказал Джэсон.
— Не сомневаюсь. — Губер не двинулся с места.
— Как только все уладится, вы обещали нам их вернуть. Губер встал, показывая, что визит окончен.
Джэсон еле сдерживался, а Дебора в отчаянии воскликнула:
— Что от нас требуется, чтобы нам вернули паспорта?
— Вы удовлетворены своим посещением кладбища? — спросил Губер!
— Значит, это ваши люди устроили обыск у нас в комнатах? — возмутился Джэсон.
— В ваших комнатах? — рассердился Губер. — У вас есть доказательства?
— Мои записи лежали не в том порядке, как я их оставил.
— Вы уверены?
— Совершенно.
— Что ж, не все люди достаточно аккуратны, — холодно заметил Губер.
Губер, по-видимому, зол, что его поймали с поличным, подумал Джэсон.
— У вас что-нибудь украли? — спросил Губер.
— Нет.
— Мы в Вене не унижаемся до воровства. Мы воспитанные люди. Если вы скажете, кто водил вас на кладбище, я верну вам паспорта.
Дебора хотела ответить, но Джэсон ее опередил:
— Простой слуга, господин Губер, он указал нам дорогу. Я не вижу ничего необычного в посещении кладбища. Это знаменитое место.
— Лишь по одной причине, Отис. Итак, вы не припоминаете имени человека, который вас туда водил?
Джэсон колебался. А затем, сделав вид, что старается припомнить, но безуспешно, сказал:
— Очень сожалею, господин Губер, не помню.
— Вы увидели на кладбище все, Что хотели?
— Все там очень печально, господин Губер. Ни могилы, ни креста, ни записи о похоронах.
— Однако весь мир уже с этим примирился. Советую и вам сделать то же самое.
Вернувшись домой, Дебора сказала, что они должны быть благодарны Губеру за предупреждения и послушаться его совета. Но Джэсону показалось, что откровенность начальника полиции была вызвана другими причинами, он, возможно, просто угрожал им. Джэсону не сиделось на месте, он хотел немедленно повидать Эрнеста Мюллера и рассказать, что Губер уже знает об их посещении кладбища. В отличие от Деборы, он не испытывал ни страха, ни волнения, и воспринял угрозу Губера, как брошенный ему вызов. Он с гордостью сказал:
— Я снял эту квартиру еще и по другой причине. Тут имеется выход на улицу через сад, о котором никому не известно, кроме нашей хозяйки, а она обещала держать это в секрете. Если кто-нибудь за нами следит, а я подозреваю, что так оно и есть, он никогда не догадается, что нас нет дома. Не к чему подвергать Эрнеста лишней опасности.
Обеспокоенная этим откровением, Дебора отказалась остаться дома одна и отправилась к Мюллеру вместе с Джэсоном.
За ними, по-видимому, никто не следил: когда они вошли в дом Мюллера на Вейбурггассе, они не заметили на улице ни души.
Эрнест поджидал их. Он выразил уверенность, что они остались довольны новой квартирой. Но когда Дебора попыталась разузнать у Эрнеста, кто жил в этой квартире до них, музыкант уклонился от прямого ответа.
— Смерть прежнего жильца случилась внезапно. Я не хочу вспоминать об этом печальном событии. К чему вас расстраивать?
— А вам известно о потайном выходе? Поэтому вы и посоветовали нам снять эту квартиру.
— Выход не потайной, а для удобства, уважаемая госпожа Отис. Неужели вы предпочитаете, чтобы за вами ходили по пятам?
Мюллер смотрел на нее с чуть лукавой усмешкой.
— А почему вы не известили нас о предстоящем концерте, не сказали, что вы в нем участвуете?
— Я не знал, что вас это интересует. Госпожа Отис, неужели я должен предупреждать вас обо всем, что делаю?
Она покраснела, не удовлетворенная ответом. Джэсону эта перепалка надоела. — Эрнест, Губеру известно о нашем посещении кладбища.
— И то, что я вас сопровождал? — Мюллер явно встревожился.
— Нет, я сказал, что нас туда водил слуга.
— Прекрасно. — Эрнест облегченно вздохнул. — Вы, кажется, кое-чему научились.
Научились оберегать его, Эрнеста, во вред себе, с недовольством подумала Дебора.
— Кстати, я узнал, что все сестры Вебер находятся в Зальцбурге. Могу устроить вам с ними встречу и, возможно, даже с сестрой Моцарта, Наннерль, которая очень слаба здоровьем. Но для встречи с ними нужно подыскать причину.
— К примеру, можно сказать, что я пишу книгу о Моцарте.
— Не подойдет. Этим занят теперешний муж Констанцы, Георг фон Ниссен. Следует подыскать более основательную причину.
— Как вы думаете, получу я разрешение на поездку в Зальцбург?
— Если Бетховен возьмется за ораторию, это ослабит подозрения Губера. Пройдет немало времени, прежде чем он ее напишет, поэтому ваше посещение одного из красивейших городов на земле будет вполне оправданным.
— Но это родина Моцарта, — напомнила Дебора. — О чем Губеру прекрасно известно.
— Многие люди из-за этого посещают Зальцбург. Но чтобы повидать сестер Вебер, в особенности Констанцу, нужна причина более убедительная.
— Предположим, я ей кое-что привез. Скажем, из Америки.
— Подарок, — задумчиво проговорил Эрнест. — К примеру, деньги. От почитателей ее мужа, своего рода дань уважения к ней как к вдове Моцарта.
— Великолепная идея! — воскликнул Джэсон.
— Сумма не должна быть большой.
— Вы назначите ее сами.
Дебора ужаснулась, а Джэсону план Эрнеста пришелся по душе.
Ведь им не хватит денег на обратный путь, думала Дебора и, желая перевести разговор на другую тему, спросила:
— Эрнест, а не могли бы мы послушать музыку Сальери? Такая просьба, по всей видимости, несколько оскорбила Мюллера. Но Дебора настаивала:
— Мы судили о Моцарте по его музыке, так не кажется ли вам, что нам следует послушать и Сальери.
— Вам не понравится его музыка. Ее сейчас почти не исполняют.
— Но он ведь еще жив!
— Его музыка оказалась недолговечной.
— Я все-таки хочу иметь собственное суждение. Не правда ли, Джэсон?
Джэсон согласно кивнул, а Эрнест, хотя и настроенный против, был вынужден сказать:
— У меня есть его соната для фортепьяно и скрипки. Мы можем сыграть ее вместе с вашим мужем.
Джэсон играл сонату Сальери и испытывал чувство, будто оскверняет память Моцарта. Музыка Сальери оказалась скучной, лишенной вдохновения, с налетом сентиментальности.
Дебора слушала, надеясь уловить в музыке искру таланта, уверенный голос мастера, ей хотелось доказать Эрнесту, что он неправ, но чем дольше слушала, тем больше охладевала. Соната Сальери оказалась скучнейшим сочинением умелого ремесленника, лишенного всякой музыкальности. Лишь во второй части соната прозвучала мелодично и приятно, и Дебора угадала причину: это было явным подражанием Моцарту.
Когда соната кончилась, Джэсон с Деборой обменялись понимающими взглядами, а Эрнест сказал необычным для него примирительным тоном:
— Я не хотел играть Сальери, не люблю я его музыку. Но, видимо, вы правы, это было необходимо. Теперь вы понимаете, отчего он так завидовал Моцарту?
