По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки.
П. Чайковский
Моцарт — это молодость музыки, вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии.
Д. Шостакович
Вилен Барский. «Пушкин, Моцарт и Сальери»
Действие происходит на трех площадках, возвышающихся над сценой. На первой (считая слева) будет находиться Сальери, на второй, которая в два раза выше, — Пушкин, на третьей, такой же высоты, как первая, — Моцарт. На первой площадке видны фортепиано и кресло. Появляется Сальери с бутылью зеленого стекла. Вторая и третья площадки погружены в темноту.
Сальери: Сегодня стану я травить Моцарта!
(Поднимает бутыль к глазам, встряхивает.)
Ну, зелье адское, не замутнело ль?
Нет, все о-кей. Так
чист бывает, так прозрачен
только изумруд. Но здесь, в
бутылке этой,
зеленый цвет, что нам о жизни говорит
обычно,
ужасный яд являет.
Все говорят: нет правды на
земле.
Но то, что в сей бутыли яд — есть правда!
(Ставит бутыль на фортепиано.)
На
третьей площадке видны стол, стул и фортепиано. Появляется
Моцарт с пузырьком. Сальери и его площадка по прежнему
освещены. Вторая площадка погружена в темноту.
Моцарт: Сегодня стану я травить Сальери!
(Ставит пузырек на стол.)
Но прежде надобно
мне опус 310 закончить.
Незавершен еще шедевр — концерт
для фортепино с оркестром.
который я Сальери посвятил.
Вдобавок
мой Реквием меня тревожит.
Пожалуй, поиграю
немного.
(Садится к фортепиано.)
Из
Моцарта нам что-нибудь!
(Играет Турецкий марш,
который звучит во время всего последующего монолога
Сальери.)
Сальери: Да, Александр Сергеич, обидел ты меня
в своей
трагедии, хоть малой, но известной.
Не в том обида, что
вышел я ужасный отравитель —
кто ж нынче не травил друзей
— а в том,
что вроде плохо я на скрыпочке играю,
на
клавесине, на других старинных инструментах.
Что плохо я
музыку сочиняю, не в пример Моцарту.
Что гений он, а я —
второразрядный компилятор,
не знающий восторга
вхохновенья.
Ну, Моцарта легко мы устраним! Да так,
что не заметит, пожалуй, этого никто.
Ведь всем
известно: нет людей
незаменимых — даже если Моцарт гений,
как Пушкин утверждает. Пройдет каких-нибудь сто лет
-
все станет антика. Полюбят каждый черепок,
оставшийся
от древнего кувшина. В концертах
играть нас станут вместе:
ну, скажем, Лондонский оркестр весьма известный
и к
тому же королевский.
Да, да, и в магазинах
пластиночных
стоять пластинки наши рядом станут. Более того
-
Запишет нас обоих на одной солист великий,
любимец
фирм пластиночных и публики концертной.
Я представляю диск
совместный наш
с обложкою в старинном стиле, с названьем:
Моцарт и Сальери! Еще, пожалуй, в хиты попадет!
Ах,
Моцарт, Моцарт! Зависть мне чужда,
об этом говорил еще
А.С.,
но чувству справедливости не чужд я.
Подумай,
ведь все равны перед музыкой,
как пред законом — тому
свидетель
всякий гражданин и демократ.
И слушатели
наши, сыны толпы,
с восторгом равным примут и Моцарта,
и друга первого его — Сальери, в них не видя
разницы
большой, производя усердно
аплодисменты тем, кто в час
назначенный,
в привычном отведенном зале
музыку нашу
исполняют.
(Усаживается в кресло.)
Моцарт (Встает от фортепиано.)
Нет,
не играется мне что-то, не сочиняется
мне нынче с легкостью
божественной, как прежде.
Не столь я тверд, как наш
Сальери, который,
если что помыслит, прет уж до предела.
И малый пузырек меня смущает,
присутствием своим
напоминая
об умыслах моих преступных.
Нет, видно впрямь
я гений. Да именно затем,
что гений и злодейство, как
Пушкин доказал,
две вещи несовместные, — мое смущение,
мой страх ребячий.
О, Моцарт, дух свой укрепи!
(Из бутылки водки стоящей на фортепиано наливает
пол-стакана, и залпом выпивает.)
Закусывать не стану — как русские —
с них стоит
взять пример. Недаром
таких высот они достигли в музыке,
в божественном искусстве нашем!
(Центральная, вторая площадка высветляется. Первая и третья погружаются в темноту.)
Пушкин (подпиливая ногти пилочкой) :
Слыхали ль вы?
Но каково мне слушать эти речи!
Да это просто бунт! И как на Государя декабристы,
так
и они решили посягнуть на власть мою.
В солдаты их, в
солдаты — Сальери с Моцартом!
Я, автор, лучше знаю, как,
где, когда, кого мне отравить.
Не смеют передергивать
меня, ломать сюжет,
интригу хитрую калечить,
классической симметрией своей мой романтизм давить,
короче говоря, не смеют мне перечить!
В конце игры два
трупа лучше, чем один,
Но к падшим милость где?
к тому
ж трагедия моя не вестерн!
Да, за день нынешний, пока
взойдет на небе Веспер,
проблему надо разрешить.
Но
что же делать? Как пресечь их замысел преступный?
Просить
аудиенции у графа Бенкендорфа?
Он руки длинные имеет,
небось достанет их и в Вене.
Нет, не Булгарин я! Я —
Пушкин!
Я памятник себе воздвиг нерукотворный!
К нему
не зарастет народная тропа!
Вознесся выше он главою
непокорной
Александрийского столпа!
Я автор, наконец!
Печаль моя слепа!
(Хлопает себя по лбу.)
Ба, выход есть — я ж дуэлянт примерный.
Пошлю
обоим вызов на дуэль! —
Как вам угодно, господа,
по
одному, иль разом оба два.
Держитесь, капельмейстеры, ужо!
Вы отродясь пистоля не держали,
зато про подвиг мой
напишут на скрижали.
За дело, Пушкин. Моцарт и Сальери
—
ну ж, будет вам на уголек,
тем более, что весь я не
умру —
Дантес еще далек!
(Пауза. Часы бьют шесть
раз.)
Уж шесть часов пробило.
Пора опять мне
ногти грызть.
(Грызет ногти. Пауза.)
Теперь их подпилю. Где пилочка любимая моя?..
(Подпиливает ногти пилочкой.)
к о н е ц
1983
